И тут, по случаю приезда брата, мой лисенок решил всем напомнить, что на самом деле он капризный зверек с очень сложным характером. Ну и то, что они с Корио двойняшки, тоже. Каждая, вскользь сказанная фраза была прокомментирована и тем, и другим. Ехидно, порой злобно, под конец вечера даже немного агрессивно.
Не могу сказать, что вечер был безнадежно испорчен, но никакого желания снова сводить этих двоих вместе у меня больше не было. Однако женское любопытство просто требовало разобраться во всем происходящем.
Тэнко почти не реагировал на переругивание братьев, только один раз залепил Корио подзатыльник, на который тот даже не обиделся. А вот Пауль очень переживал, причем именно за лисенка, кидая порой на меня вопросительные взгляды и надеясь, что я вмешаюсь и остановлю это безобразие. Когда же он попытался влезть между двойняшками и заступится за Рэйко, я нежно погладила его по коленке и едва заметно помотала головой. В такие давние семейные разборки никому лишнему встревать не стоило. А в том, что ссора была давняя, убеждало поведение Тэнко.
Пауль:
Для меня семейные отношения всегда были чем-то … очень важным. Мама, отчим, сестренка. Ради них я готов был на многое, и как бы мне хорошо не было на Мкхарте, я очень тосковал без них.
Мы общались каждый вечер, я рассказывал про экзамены, про новых знакомых, старательно обходя тему про старых. Мама как-то раз обмолвилась, что я выгляжу уставшим и ее это беспокоит. Я показал ей большую пирамиду из книг, которую мне надо было прочесть для написания трактата. Она была удивлена, потому что Анджей, один из парней с которыми мы вместе сюда прилетели, так усердно не готовится и вообще цветет и пахнет. Я не стал ее разочаровывать — Анджей поступал в обычный институт, а я — в один из пяти университетов Туиджи.
Сестренке я каждый вечер читал очередную историю Темных Веков Мкхарта.
Отчиму сливал информацию по бирже, которая регулярно оказывалась у меня на столе каждый вечер, с того самого момента, как я намекнул что мне это нужно. Информации о биржевых котировках и акциях я зачитывал вслух, почти не понимая, если честно, что именно читаю. Но результаты уже были заметны. У родителей на кухне появилась посудомоечная машина, а в ванной комнате — стиральная. Мама даже показала мне их, старательно вертя планшетом и светясь от радости.
Я обожал своих родных, и то, как Рэйко общается со своим братом, выглядело для меня пугающе странным. Это не было шутливым переругиванием, это были удары и оба били друг другу по больному, в душу. Я чувствовал, как Рэйко вздрагивает внутри после каждой такой фразы, ощущал его боль, не понимаю почему. Но еще больше я не понимал, почему леди Тхань позволяет делать ему больно.
Вечером, когда все разошлись, и мы тихо сидели в кабинете леди, пока слуги убирали со стола в гостиной, я не удержался. Стоило только Рэйко выйти на минуту, как я опустился перед леди на колени (ей явно нравилось, когда с ней говорят снизу вверх, а мне не виделось в этом ничего унизительного) и задал вопрос, вертевшейся у меня на языке весь вечер:
— Леди, вы просто не чувствовали, как Рэйко было больно сегодня?
Тхань Ти Фаннизе:
Хорошо я сидела уже в кресле, когда Пауль задал удивительно странный и неожиданный для меня вопрос. Я ведь действительно не чувствую лисенка. Видела, что ему не нравится, слышала, как он огрызается, но вот чувствовать — не чувствовала совсем. Канал между нами был еще слишком слабый. А вот то, что боль Рэйко ощутил Пауль меня очень удивило. Никогда раньше не слышала о связи между двумя чонянлинь. Удивительное рядом…
Я уже несколько раз пыталась вытрясти из лисенка причину его странных отношений с братом, но ни разу не получила внятного ответа. Рэйко упорно уходил от темы.
В этот раз я решила не сдаваться и добиться правды, чего бы мне это не стоило.
Поэтому, не успел лисенок вернуться, как я подмигнула Паулю и тот, пожелав нам спокойной ночи, понятливо скрылся за дверью кабинета.
— Давай поговорим, — я пересела с кресла на диван и поманила Рэйко к себе.
— Простите, тьюди, я вел себя сегодня…
Я молча смотрела на него, он на меня. Долго. Вечность. Минуту. Потом он опустился передо мной на колени, отказываясь от права сесть рядом.
— Что у вас произошло с Корио?
— Это сложно объяснить, тьюди…
— Мы никуда не торопимся, — я поправила платье, поудобнее устроилась на диване и внимательно принялась изучать стоящего передо мной на коленях лисенка.
— Когда мы были мальчишками совсем… Нам с братом тогда было почти по девять лет, через месяц день рождения, а Тэнко десяь. Мы тогда жили в приличном месте, с родителями. Там была детская площадка, большая. И мы на ней играли. В разведчиков. И тут увидели странного мужчину. А мы же разведчики, понимаете, тьюди? И мы покрались за ним. А он пошел в квартиру на пятом этаже, позвонил, ему женщина открыла… — голос Рэйко звучал все тиши и тише. — У нее дочка была примерно нашего возраста. Уже не помню, как ее звали. Мужик дверь за собой прикрыл, но не закрыл, а потом там такие странные звуки послышались… и я рванул вниз. Струсил. А Тэнко и Корио остались. Я до первого этажа добежал и столкнулся с этой девчонкой. Схватил ее за руку и тащу за собой на улицу. И тут этот мужик вниз бежит… увидел нас… ее… А я-то между ними стою! И выпинываю ее во двор. А она как истукан встала, глаза большие, — тут Рэйко нервно хихикнул, — как у нашей будущей королевы, и не двигается. Я ее и толкнул со всей силы. И мы упали… И больше я ничего не помню, тьюди. Только пламя пожара, в котором сгорел наш дом. А еще через год мы переехали, потому что мама заболела тяжело, все деньги уходили на ее лечение. Не до приличных квартир стало…
Я молчала, с ужасом понимая, что девочкой, которую спас Рэйко, прикрыв собой, была именно Юльчой. Но вот как это связано со странными отношениями между братьями?
— У меня с тех пор как раз и случился пробой этот. Я перестал быть полноценным. А Корио все время твердил, что так боги за трусость наказывают. Только не струсь я тогда, ту бы девочку убили. А так я знаю, что она выжила. Тэнко мне рассказал. Вот он все понимает, а Корио — нет. С тех пор он меня презирает. А меня накрыло, что я неполноценным стал, понимаете, тьюди? Я тоже себя презирать стал, но за другое… А дальше мы с ним вместе просто загоняли меня все ниже и ниже, пока я не достиг дна… и не встретил вас. И, понимаете… Я трус — но герой, потому что спас ту девочку. Я проститутка, но вы приняли меня и… — Рэйко вопросительно-умоляюще посмотрел на меня, — … любите. — Я кивнула и лисенок шумно выдохнул и продолжил: — А Корио весь такой порядочный и один. Ему тяжело и он злится. Мне его жаль. И больно за него… И от его слов тоже больно. И рассказывать вам все это мне тоже больно!
Я притянула к себе лисенка, он уткнулся мне в колени и вдруг расплакался. Но в его слезах не было боли, скорее это было облегчение. Как будто он долго тащил на себе тяжелую ношу и наконец-то скинул ее. Мой милый мальчик.
Хон Си Фань:
Утро началось приятно. Я лежал на боку, а прильнувшее сзади женское тело щедро делилось своим мягким теплом, в то время как чьи-то нежные ручки оглаживали мое бедро, целеустремленно направлялись в район паха.
— Извините, я не могу. Я женат, — буркнул я, надеясь урвать еще хоть пять минут сна.
Острые зубки прикусили мочку моего уха, и мягкий мурлыкающий голос нежно протянул:
— Ты женат на мне, глупый!
Изящная ручка с неженской силой потянула меня за плечо, вынуждая лечь на спину. Почти сразу же нежные губы сомкнулись на моем соске, а рука уже плавно скользила вверх-вниз по моему члену.
— Но твой ответ я оценила, можешь мне поверить! — Санг подняла ко мне лицо, звучно чмокнула меня в районе солнечного сплетения и начала прокладывать дорожку поцелуев к моему паху.
Не желая оставаться пассивным участником, я потянулся и ухватил жену за лодыжку, вынуждая ее повернуться ко мне спиной. Еще через минуту Санг лежала на мне, лаская мой член языком, а над моим лицом оказался нежный бутон, источающий аромат возбужденной женщины. Какое-то время тишину нашей спальни нарушали лишь тихие стоны и тяжелое дыхание. Наконец, моя жена, выпрямилась, села надо мной на корточки и опустилась, медленно впуская меня в манящую глубину своего тела. Мои руки оказались заведенными за голову, удерживаемые ее нежными, но сильными ручками, а над лицом оказалась восхитительная грудь, в которую я не замедлил впиться поцелуем. Спустя вечность, наполненную бешеным стуком сердца и сладостной истомой, мое тело выгнулось дугой, достигнув пика наслаждения. Санг, к тому времени уже почти кричавшую в голос, подбросило вверх, одновременно со мной, пронзая оргазмом.